Василий Головачев - Русская фантастика 2013_[сборник]
Шаткие хитросплетения чужих мыслей, которым Андрей Иванович должен был подчиниться, отложив текущие дела и хлопоты, отправили его в путь по Сибирскому тракту, который в глазах многих еще оставался, несмотря на крепнувшую торговлю с Китаем, дорогой в каторжный край.
Предлог для путешествия и знакомства с влиятельными особами из местных Андрей Иванович нашел в привычной себе сфере коммерции, вознамерившись говорить о сооружении здесь небольшого свечного завода.
Однако теперь у пребывания в Томске появились иные задачи, равнодалекие и от бумаг, и от заводов. Из головы не шел образ обреченной на молчание пред людьми девочки, чье лицо выражало униженное и терпеливое страдание. Остаться в стороне он не мог. Подобный шаг вступил бы в разлад со всей его натурой, цельностью и целеустремленностью, которой Андрей Иванович по праву гордился. Он твердо вознамерился исполнить данное Романычу обещание.
Тот был первым, с кем он свел знакомство в городе. Обустроившись в гостинице, Андрей Иванович предпринял небольшую прогулку не как фланер, а в свойственной ему энергичной манере, по центру города и окраинам. Он обдумывал в деталях предстоящее дело, которое, как он предполагал и надеялся, будет состоять большей частью из расспросов и разговоров.
От размышлений его внимание отвлек мужик, коловший на подворье дрова. Андрей Иванович невольно залюбовался его сноровистыми, экономичными движениями. Мужик доставал чурку, ставил ее на иссеченную колоду и легко раскалывал колуном надвое, умело избегая сучков и свилей. А затем бил плашки еще раз и складывал четверти в поленницу. Работа спорилась и явно доставляла работнику удовольствие.
Андрей Иванович подошел перекинуться с дровоколом парой слов. Мужик, довольный неожиданным перерывом, отложил топор и степенно представился Романычем.
В краях сибирских он оказался не своею волею, жил в Омске, а теперь перебрался сюда на поселение. Более о прошлом Романыч не распространялся, обходя неприятную для него тему стороной.
Впрочем, на судьбу он не роптал, жил, по его признанию, с любимой супругой душа в душу, а на пропитание зарабатывал плотницким и столярным ремеслами, для чего имел пристроенную к дому мастерскую. Хаживал Романыч вместе с другими мужиками и в тайгу: промышлял кедровый орех, бил зверя.
Недолгая беседа включила и краткий рассказ Штольца о причинах, разумеется, официальных, его появления в городе, и местные новости в виде сплетен, щедро пересказанные Романычем. После чего тот вернулся к колке дров, а Андрей Иванович продолжил прогулку.
Он и помыслить не мог, что уже вечером новый знакомец будет поджидать его у гостиницы с просьбой о помощи.
По возвращении в гостиничный номер Андрей Иванович достал непривычно тяжелый дорожный саквояж и нашарил на его дне небольшой кожаный футляр. Внутри него покоились надежно защищенные от сотрясений стеклянные ампулы. Вещество было синтезировано взамен натурального гениальным Бутлеровым по приватной просьбе Андрея Ивановича и с пожеланием хранить оную просьбу в строжайшей тайне.
Андрей Иванович опустошил одну из ампул — колером жидкость походила на бургундское — и ощутил привычный и долгожданный прилив деятельных сил.
Обычно вещество действовало на протяжении пяти, реже шести часов, наполняя силой, даруя бодрость и необыкновенную, поначалу даже пронзительную, четкость мысли. Возможно, что принимать поздним вечером столь сильнодействующее средство и не следовало, но Андрей Иванович чувствовал непреодолимую необходимость в подкреплении собственных сил, изрядно истощенных и долгой поездкой вольными ямщиками и почтовыми каретами, и зрелищем молчаливо страдающей девочки.
Он был намерен лично убедиться в безопасности вещества — Андрей Иванович положил этому срок в три года и немедленно приступил к эксперименту на собственной персоне — и затем предъявить результаты обществу как возможную панацею от тех неудобств, с которыми было сопряжено потребление природного аналога. К тому же открытие могло обернуться немалыми коммерческими преференциями.
Андрей Иванович бегло просмотрел почту, которую он заблаговременно распорядился пересылать по новому адресу, и распечатал по порядку несколько писем.
В первом из них его недавний знакомый, господин Адуев, предлагал вступить капиталом в новообразуемое пароходство. Вторым письмом супруга уведомляла о здоровье домочадцев и предпринятых ею хозяйственных хлопотах. К уведомлению добавлялись пожелание скорейшего разрешения всех дел и возвращения домой, уверения в бесконечной любви и несколько приятных Андрею Ивановичу фривольностей. Еще пара писем была от кредиторов, ссудивших его деньгами и теперь требующих уплаты капитала и процентов.
Андрей Иванович на скорую руку подготовил обратную корреспонденцию. Господину Адуеву он подтвердил возможную заинтересованность в размещении капитала в указанном предприятии на условиях равноправного партнерства и интересовался расчетами финансовой состоятельности прожекта. Жене написал короткое, но пылкое письмо с ответными фривольностями и общими фразами. Кредиторов уважительно просил принять во внимание тот факт, что располагаемые им денежные средства находятся в деле, то есть работают на получение прибыли, и преждевременно извлечь их из оборота никак не возможно.
Илья Ильич, его добрый приятель, не преминул бы подсчитать количество назойливо повторяющихся слов и проверить, на свои ли места расставлены запятые, но сам Андрей Иванович, повинуясь велениям времени, на первое место ставил скорость и точность ответа, полагая строгую красоту формы, обязательной лишь для поэтов и философов.
Оттого он был вдвойне рад письму с городским гербом и печатью из бурого сургуча, отложенному напоследок. Не ожидая так скоро получить ответ на свое послание, которым он уведомлял городского голову о прибытии в Томск, в содержании этого ответа Андрей Иванович не обманулся: городской голова свидетельствовал ему свое почтение и ожидал с визитом.
Он написал короткую записку с благодарностью за приглашение и обещанием, что он, Андрей Иванович Штольц, посетит городского голову завтра же, ровно в полдень. А затем подумал о грядущем веке, который сулил ускорение всех сообщений, и, словно споря с последствиями этой деловитой стремительности, присоединил к энергичной подписи два каллиграфических завитка.
Над столом городского головы, заставленным одинаковыми письменными приборами, со всей очевидностью даренными, висел огромный портрет его предшественника. Картина должна была то ли служить знаком преемственности власти, то ли демонстрировать охотничий трофей хозяина кабинета наподобие медвежьих и волчьих голов, висящих по соседству.
Владелец кабинета, одетый по-простому, в купеческую сибирку, был приятен лицом, невелик ростом и жантилен манерами. Беседу начали на заморский манер с главного.
Зима лютовала. Воздух трещал от мороза, а сугробы грозили уподобиться египетским пирамидам. Приметы обещали урожайное лето, однако соображение это горожан никак не согревало. Старожилы вспоминали, что такие же морозы выпадали на их долю лет пятнадцать назад, и предрекали скорое падение небесных тел, с которым их память связала прошлый погодный катаклизм.
Вскоре выяснилось, что город, вверенный попечительству городского головы, процветал, пренебрегая этими и прочими трудностями, носившими, несомненно, временный характер, и при должных усилиях и опытном руководстве неминуемо должен был и далее умножать свое благосостояние.
Штольц заметил, что речь его собеседника можно уподобить оперной арии, и она исполнялась для публики уже не в первый раз. В нужные моменты исполнитель умело делал паузу, в требуемых, большей частью для рассказа о собственных достижениях, местах — патетически возвеличивал голос, а в особо торжественных случаях и вовсе артистически заламывал руки.
Андрей Иванович прекрасно понимал, что подобное распределение ролей вызвано потребностью города в притоке людей и капитала, и беседуй он с градоначальником в Европейской России, ситуация была бы строго обратной: развлекать публику арией гостя пришлось бы ему…
Нынешнее положение дел Штольца прекрасно устраивало и тем, что уточняющими вопросами, кивками и даже молчанием он направлял течение беседы в нужное ему русло.
Благосклонность властей к его предприятию? Все-непременнейше, иначе и быть не может. Личные уверения в благосклонности, благоприятствовании, благожелательстве и полудюжине других благ. Торговля и производство — два кита, на которых покоится благополучие любого поселения, от стольного града до уездного городка.
Конкуренция? Почвой и природными дарами сибирская земля обильна, а в толковых купцах и дельцах имеет недостаток. На таких просторах каждому начинанию место найдется, и крут хозяев здесь еще не замкнулся. К тому же купечество здешнее славно атмосферой взаимовыручки. Упоминание о выручке, да еще и взаимной, по наблюдению Штольца, говорившего заметно оживило. Впрочем, вступать в ряды золотопромышленников или заниматься винокурением и виноторговлей он не советовал во избежание гибельных случаев.